СТР. 1
Группа "ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ" (экс-ДЖЕДАИ)
тексты 1993-2006
www.iskusenie.narod.ru
iskusenie@narod.ru
БАБУШКИ И ДЕТИ
Где-то как-то жили-были,
Воевали, победили...
В результате в целом свете –
Только бабушки и дети.
(Ну, ещё четыре кошки.)
Не утративши рефлексов,
Бабушки хотели секса.
Были сладки, жгучи, грубы
Поцелуи ртов беззубых.
(Мопассан бы был в восторге!)
Дети в школу собирались:
Мылись, брились, похмелялись,
В школе гриппом и холерой
Заражались пионЭры.
(И мгновенно умирали.)
Уцелели в на планете
Только бабушки и дети.
Жили весело и дружно...
Миру-мир! Войны не нужно!
(Это просто так. Для рифмы.)
БАЮ-БАЙ
Баю-баюшки-баю. Не ложися на краю.
Придет серенький волчок и укусит за бочок.
Ножки выдернет лиса, зайка выколет глаза.
Прилетит к тебе оса. Будет кровушку сосать.
Ужик в попу заползёт, ёжик письку отгрызёт.
А синичка прилетит – будет в лёгких гнёзда вить.
Приползет к тебе варан, дверь проломит как таран,
И растащит по кускам по зыбучим по пескам…
Баю-баюшки-баю. Не ложися на краю.
Ты с кроватки упадешь, ты головку зашибешь.
Пролетят твои года, поседеет борода,
Будешь писаться везде или какаться всегда.
Трактор в поле тыр-тыр-тыр. Прилетит к тебе вампир.
Он уж точит хоботок! Хочет кровушки поток!
Приставучий как оса. Будет он сосать, сосать!
И лизать, лизать, лизать! И опять сосать, сосать…
Не лежи на животе, – будут глюки в темноте.
Не ложися на боку, – сердце встанет и ку-ку.
Но особо, мать твою, не ложися на краю.
Придет серенький волчок, рысь, хомяк и паучок.
(Трактор в поле тыр-тыр-тыр. Прилетит к тебе вампир.
Заточил свой хоботок. Хочет кровушки поток.)
И сосать он будет ВСЮ. Муси-пуси, у-сю-сю,
Зюзи-зюзи, у-тю-тю. Лижет белочка культю!
Шуба-дуба, бу-бу-бу! Славно бабушке в гробу.
Спит хорёк, медведь и чиж. Засыпай и ты, малыш.
БЕГ
День – суббота. Цель – не знаю.
Лезет в щели разноцветность.
Тороплюсь и успеваю.
А куда? В неизвестность.
Воскресенье. Цель – всё та же.
И, пришпоривая память,
Тороплюсь куда-то сгинуть,
Тороплюсь куда-то кануть.
Понедельник. Цель – как прежде.
В утро прыгаю с постели.
Влажу в чешую одежды.
Полетели! Полетели!
Вторник. Цель не изменилась.
Завтрак заглотя удавом,
Вновь трусцой и снова рысью
По асфальту и по травам.
Так, меся земную кашу,
Бег мой ось земную крутит.
В среду и в четверг, и дальше
Цели нет, да и не будет…
БЕЗ НАДРЫВА
Всё на фоне голубом,
Словно в бочке с купоросом.
Всё красиво и легко,
Как в картине Боба Фоса.
ПР.
Без куриных ножек дом,
Словно песня без надрыва.
В нас во всех один синдром
Демографического взрыва.
На закуску к самогону –
Мандариновая долька.
Ну, а если по закону?
Сколько надо – будет столько.
Копошится бес в ребре.
И метель коловоротом.
Будем греться в январе
До последней капли пота.
А в карманах ни гроша,
Лишь одни болты и гайки.
Дайте в руки ППШ,
Он заменит балалайку.
БЕСИТ!
Бесит дождик, морося.
Бесят птички, голося.
Бесит всё и бесит вся…
И всюду.
Бесит алая заря.
Бесит маска вратаря.
Зря я нервничаю. Зря!
Не буду.
Наблюдаю с каланчи
Стаи крыс и саранчи.
Закипает кровь. Урчит
Утроба.
Бесят в поле колоски
И картофеля глазки.
А на теле волоски –
Особо!
Бесят тесты на IQ
И призывы сделать «DEW».
Место я не уступлю,
Бабуля!
Бесит синева реки,
Пароходные гудки.
Где-то в мозге проводки
Замкнули.
Бесит пар и бесит лёд.
Бесит книжный переплет.
Достоевский – ИДИОТ!
Скотина!
Бесит палка в колесе.
Бесит волос в колбасе.
Суки, бляди, падлы все!
Один, на …
БОНЧИ
Не упрекай нас в презрении к трезвости,
В старческой резвости, в девичьей немощи…
Все мы отчасти Бончи-Бруевичи.
Ты – Бонч-Бруевич, и я – Бонч-Бруевич.
Нас не смущают все «тыры-пыры»,
Все «шуры-муры» и все «тоси-боси».
Мы молчаливы. Мы – капли. Мы – дыры.
Скажи: «Бонч-Бруевич» – слюной захлебнешься!
Мы – Бончи-Бруевичи. Нас миллионы.
Нас легионы, но – не хватает.
Мы мир наводним мягкотой поролона,
А солнце свечой геморройной растает.
А вы – нехорошие, хоть вы и мудрые.
Не просекаете нежности к мелочи.
Я завываю как пьяная скумбрия:
«Вы – Бончи-Бруевичи! Все – Бончи-Бруевичи!»
В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ
В прошлой жизни я был лысым
колченогим импотентом.
И потел настолько густо,
Что арабам и не снилось.
Я питался каплунами.
Жир накапливал на пузе.
Обижал собак и кошек,
Птичек, мошек и букашек.
(Червяков сжигал на спичках,
В бабочек вонзал иголки.
И соломинкой лягушку
Через жопу надувал я!)
Совершил я два убийства,
Ограбления, поджоги,
Восемь краж. Из них со взломом
Штуки три. И был повешен.
В прошлой жизни я был лысым
Прокажённым импотентом.
Ты была моею мамой.
Ты одна меня любила.
А теперь я стал получше:
Поумнее, подобрее.
Может, даже покрасивей.
И гораздо чаще моюсь!
В.А.М.
Мухи лысину кусают.
Волосы рождают перхоть.
В мире нету совершенства.
Счастлив только тот безмерно,
Кто свой скальп отдаст индейцам.
Я об том скорблю всем сердцем,
Что в Америку поехать
Меня мамка не пускает,
Ибо кашляю заразно.
По просторам диких прерий
На несёдланных мустангах
Скачут подлые гуроны,
Убегая от каманчей
По следам ацтекских танков,
Тракторов и вездеходов.
Образ жизни их заманчив.
Деловые делавары,
Раскуривши трубку мира,
Для очередного пира
Жарят печень бледнолицых.
На кострах кипят отвары.
Дым имеет привкус жира.
И слюной исходят птицы:
Соловьи, стрижи, гагары.
Говорят, поэт Лонгфелло,
Песнь сложа о Гайавате,
Извалялся в стекловате,
Зачесал себя до смерти–
Вот борьба души и тела!
Знают взрослые и дети,
Что все янки толстокожи,
Что проймешь их только этим.
Мы ж понять, увы, не можем.
ВИВАРИЙ
Нас кормёжкой балуют,
Но, однако, ясно нам:
Мы – собаки Павлова.
Мы – лягушки Янсена.
В нас вставляют фистулы,
Ковыряют скальпелем.
Мы – тритоны Гиббсона,
Саламандры Дагеля.
Безликие, безполые,
Бирками помечены.
Обермейер холит нас,
Обожает Мечников.
Из-за прутьев-проволок
Глядим глазами ясными.
Мы – собаки Павлова.
Мы – лягушки Янсена.
Ожидаем молча мы,
Кого за шкирку вытащат.
Чья сегодня очередь?
Долго ли нам жить ещё?
Не сбежать, не выбраться.
Никуда не деться нам.
Бесполезно рыпаться…
Мы – собаки Павлова.
ГАРДЕРОБ
Устав от раутов весьма,
Прибился к нищенкам. Уже
Три дня прошло с тех пор, как я
Производил обмен манжет.
(Носков и нижнего белья.)
ПР. Пришел в упадок гардероб.
Торговки семечками мне
Дают стриптиз и бьют канкан.
Уже три дня, как при луне
Блестит граненый мой стакан.
(Очки в пыли. Пиджак в дерьме.)
ПР. Пришел в упадок гардероб.
На рынках Мытном и Средном,
Московском, Сормовском и здесь
Уже три дня мой стол и дом.
Тут буду спать, там буду есть
(Сегодня, завтра и потом.)
ПР. Пришел в упадок гардероб.
Алкаш побитый, весь в крови,
Для равновесия махал
И, объясняясь мне в любви,
Дыханием благоухал.
(Я слушал. Нюхал. Се ля ви.)
ПР. Пришел в упадок гардероб.
Гложу насущный мой батон.
Уже три дня мой красен глаз,
Три дня невнятен лексикон,
И неустойчив реверанс.
(Порою я ведом ментом...)
ПР. Пришел в упадок гардероб.
БоМжур, мосьё! БоМжур, мадам!
ГЛАЗ
Как изрядно устану от вас,
Объяснять не хочу, почему,
Нарисую на заднице глаз,
И подмигивать хитро начну.
При отсутствии всяких потех
Говорят, что не знает преград
И не ведает разных помех
Углубленный внутренний взгляд.
Медоточие ласковых фраз
Испаряет зловредный недуг.
Нарисую на заднице глаз
И уставлюсь на лица вокруг.
Это дело само по себе
За любые потуги воздаст.
Если хочешь, то и тебе
Нарисую на заднице глаз.
ДВЕ ГОЛОВЫ
Шагали втроем. Один смотрел прямо.
Блистали топазы в каждом глазу.
Изящно ступая, пикантная дама
Несла снопик злаков, а в нём – стрекозу.
А третий, который сжимал штангенциркуль
В пиджачном кармане холеной рукой,
Был чужд разговоров, но пива любитель.
Казалось бы, с ними. Но весь не такой.
Он был неприятен. Пенсне его дико
На солнце сверкало, пугая и зля.
Начитан, опрятен и пах земляникой,
Но желтые зубы, и пальцы как тля.
Нам первые ближе. Но песня о третьем,
Поскольку два первых не редкость, увы.
У третьего ж было, позвольте заметить,
Хоть глупых, но все-таки, ДВЕ головы!
ДЖЕДАИ
Небо листьями словно оклеено.
Осень – время тоски и жалоб.
Ты по ночам читаешь Пелевина.
Ты давно б куда-нибудь убежала.
ПР. 1
Но этим утром белоснежным
Я, поверишь, буду нежным.
Веришь, буду самым нежным я.
Этим утром непослушным
Я, поверишь, буду нужным.
Веришь, буду самым нужным я.
ПР. 2
А звёзды блуждают, и, чудес ожидая,
Мы рвёмся, неприкаянные, к ним.
Два непутёвых джедая
Летим. Как будто летим.
Нет новостей от кумира патлатого.
Осень – время беречь свои нервы.
Дома тебя ждёт двухтомник Довлатова
И «ЗВЁЗДНЫЕ ВОЙНЫ» – эпизод первый.
ПР.
ДНО ДУШИ
Если б туда донырнуть и смогли бы, –
Там камни да рыбы. Там рыбы да глыбы.
Но никогда не лежало там клада.
Хотите – ныряйте. Но лучше не надо.
Там – ничего, лишь пески да граниты.
Ныряйте, но знайте, что вы – паразиты!
ДОМИНО ПРИ СВЕЧАХ
Нам не смочь превозмочь.
Мы усталые, хилые.
Мы больные, унылые. Но!
Будет тёмная ночь.
Приходи ко мне, милая.
Поиграем вдвоём в домино!
Домино при свечах!
Ах, никто нам не нужен.
Не подходит ни этот, ни тот.
В пасторальных речах
Протекать будет ужин:
Макароны, грибы и компот.
Мы любовь понимаем
Значительно шире...
Ибо: шесть-шесть, четыре-четыре... "Рыба!"
Нам не смочь превозмочь.
Но, однако, пытаемся.
Хоть больные, унылые. Но!
Будет тёмная ночь.
Приходи. Позабавимся.
Поиграем вдвоём в домино.
ЁЖ
На перекрёстке двух дорожек
Комочек серенький валялся.
Я думал, это дохлый ёжик.
А ёжик просто притворялся!
ЗАСЛУЖИЛ!
В небе рассыпан сияющий рис.
Луна и фонарь в воде обнялись.
Дрожат, согреваясь.
Иду. Улыбаюсь.
Сладостно ноет любая из жил.
Я улыбаюсь. Я заслужил.
Изжил неживое.
Пью дрожжевое.
В кронах - шелест уснувших ворон.
В меня проникает с разных сторон
Звук тёмно-зелёный,
Звук горько-солёный.
Выходит страстный
Звук огненно-красный!
Я не умею играть на трубе.
Орать иногда позволяю себе!
(Если б играл -
всё равно бы орал!)
ЗВЕРОЯЩЕРИЦА
Нарисованная, выпячивается
На поверхности школьных парт
Маленькая звероящерица
Хамелеон Бонапарт.
С железной серпентологикой
В блеске златой чешуи
В поисках мизерной толики
Обходит владенья свои.
Брюхом шершавым ластится
По простыням перфокарт
Маленькая звероящерица
Хамелеон Бонапарт.
Двоякий язык показывая,
Дразнит своих ловцов,
Что с пиками одноразовыми
Выстроились кольцом.
И никакой нет разницы:
Декабрь, январь или март,
Для маленькой звероящерицы
Хамелеон Бонапарт.
ЗИМА
Питаясь промокашками,
Спал на сырой траве.
С различными букашками
В немытой голове.
Голодный, неухоженный
Прожил бы целый век,
Но скоро лето кончилось,
И снова выпал снег.
В окне цветочки-кактусы,
На улице зима.
Нахохлились как страусы
Усадьбы-терема.
Седая туча голоса
Над городом кружит.
То шлёт привет из космоса
Архангельский мужик.
ТЕПЛЫЕ ЗИМНИЕ СНЫ
Грезится, будто июль. У пруда я сижу.
Вокруг - муравьи, комары, всевозможные жу –
ки и акриды, пух цапли и сопли гольца...
Проснусь убеждаться, что эта зима без конца!
Очередная зима без конца.
Жив и здоров. Но, однако, никак не пойму,
Что заставляет меня огорчаться и му –
читься? Чем столь милы мне цветочный нектар и пыльца?
Проснусь убеждаться, что эта зима без конца!
Очередная зима без конца.
Я не фанат ни грибов ни малины ни клю –
квы. Съем с удовольствием, но собирать не пойду.
Нет! За что же кручинушка гложет меня, молодца?
Проснусь убеждаться, что эта зима без конца!
Очередная зима без конца.
ИДУ
В ударе ли, в угаре ли,
Не знамо, как назвать,
Иду цыпленком жареным
На речку погулять.
Иду цыпленком пареным,
Где спросят документ,
Непрошеным татарином
На православный свет.
Иду смиренным иноком
И мартовским котом
Туда, где блажь изымут,
Да спросится потом…
По езженой дорожке,
По хоженой тропе
Туда, где рожки с ножками
Белеют на траве.
Где филин зачирикает
Что курский соловей,
Где пиршество великое
Гремит среди полей.
Туда, где яды лечат,
Где листья шелестят,
Где прыгает кузнечик
Коленками назад.
ИЗ-ЗА ЛОХА
Имел я болты и наколки.
И в остальном не был плох.
Но встретился мне на узкой дорожке
Упертый набыченный лох.
Он шел и всему улыбался.
В петлице подсолнух торчал.
Раздвинул я правильно веером пальцы
И правильно лоху кричал!
В понятия лох не врубался.
Гитару не дал. Я просил!
Меня пятаком подогреть отказался.
Тогда я лоха загасил!
Приехали и повязали.
Связали и увезли.
Так парню молодому всю жизнь поломали...
А в небе летят журавли.
КАК СТАТЬ ТАКИМ
(Посвящается даунам всего мира)
Взял как-то, выложил мозги на поверхность
Гладкого рабочего стола.
С мыслью проверить. С целью проветрить.
Дескать, утром с ними разберусь.
И, ощутив непривычную легкость,
Лёг, светильник погасил.
Тосковала черепа порожняя ёмкость.
Выспался, однако, хорошо.
Где мои труды?
Где трудов плоды?
Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!
Отдохнул безмозглым. И не помню, кто я!
Отчего, зачем и почему?
Ничего не надо. Оттого спокоен.
Выбросил мозги и стал таким.
Пока видел сны,
Напущщал слюны.
Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!
Взял как-то, выложил мозги на поверхность
Гладкого рабочего стола,
С мыслью проверить. С целью проветрить.
А теперь их съели воробьи…
Вот мои труды.
Вот трудов плоды.
Вот и вся любовь. Ы!
КАК Я ИХ СЖЁГ
Качались на креслах беспечно,
Курили, вертели глобус.
Потом захотели развлечься.
Я показал им фокус.
Достал из кармана бомбу.
Мне по фигу, я – Хоттабыч!
Общество сморщило жопу,
Милая вспухла напрочь.
«Фи! Какие манеры!
Гадость ты, а не прелесть.»
Я их превратил в фанерных.
Ткнул головнёй – загорелись!
Так всего-навсего за ночь
Я имя сменил и имидж.
Звался когда-то Хоттабыч.
Буду отныне Горыныч.
.
ДАЛЬШЕ НА СТР. 2
ДАЛЬШЕ НА СТР. 3
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ
|